— Что скажешь? — Дядя отвёл меня в уголок и сам был настолько нервный, что я предпочёл не томить его душеньку, а ответить односложно:
— Верна.
— А вампир энтот румынский? Приставал ли к ласточке моей?!
— Приставал.
— И… и что ж ты… убил его к бесу?
— Как можно, он ведь иностранно подданный?! — Я счёл возможным дать развёрнутый отчёт о прошедшей ночи. — Спервоначала ему ваша Маргарита Афанасьевна за намёки интимные полновесную пощёчину влепила! А потом уже и я руку приложил… Вот, сувениров вам набрал полный карман. Держите!
— Ах ты умничка моя…
— Это вы мне или Маргарите Афанасьевне?
— Да отстань ты, балабол. — Дядя подбросил на ладони вампирские клыки. — Тебя-то за что хвалить? Ты долг свой казачий исполнил, родовую честь защитил, себя да меня от насмешек газетных избавил! За то я тебе спасибо скажу, а ты должен мне в ножки поклониться да ответить «не за что»…
— Облезете! — уверенно выпрямился я.
— И то верно, — неожиданно согласился он. — Чего-то я наглею не по годам. Ты уж не серчай, Иловайский, прости старика… Давай рассказывай, чего там ещё было-то, а?
В общем, я всё ему рассказал. И про изменчивую бабку Фросю, купившуюся на сказки о светлом будущем и простом женском счастье. И про лысых учёных, которые ради заманивания меня в свои лаборатории на всё готовы: нечисть подкупить, Катеньку продать, из нас, казаков, прилюдно дураков делать. И про жителей Оборотного, типа моих упырей-патриотов и прочих знакомцев, кои сами чумчарскую кровь принесли, лишь бы наш полк в молдавскую нечисть не перекинулся. У каждого свои интересы были, свои выгоды, но ведь в конце концов мы победили, нет? Больные излечатся, генерал поведёт станичников на указанную позицию по государеву приказу, а даст бог, так разобьём врага и с победой на тихий Дон, до дома до хаты вернёмся. Всё ж радостно, верно?..
— Не всё, — выслушав меня, осторожно поправил мой дядя. — Задание моё самое первое ты ведь так и не выполнил…
— Это какое? — смутился я.
— Полк через три дня на рысях к польской границе последует. А ты, как я понял, не женат — ни детей ни плетей?
После чего он встал, дал знак ординарцу подвести коня и, похлопав меня по плечу, уехал. Я же под укоризненным взглядом Прохора так и остался сидеть на чурбачке, обняв голову руками.
Вот и получается, что никаким боком мне без тебя не обойтись, свет мой Катенька! Не с бабой Фросей же мне размножаться, правда? Да и занята она уже, аж три раза как занята…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ТВОЮ ЖЕ ДИВИЗИЮ!
Вечером того же дня я взял быка за рога и привычным путём переправил записочку, приглашая ненаглядную свою на свиданку под луною, на кладбище. Место романтичное, уединённое, и ей идти недалеко, и я здесь уже каждую могилку в лицо знаю. Разложил платок белый, положил на него пряников, кусок сахару, халвы немного, рыбы жареной, хлеб, картошку печёную. Дядя ещё вина предлагал кубанского, да я отказался. Не будет она его пить. Ей от шампанского пробку нюхнуть — и вот она, полная невменяемость. Рисковать не хочу: хлебнёт домашнего красного да наутро не вспомнит ни моего имени, ни зачем тут рядом лежим. Не хочу так, хочу честь по чести…
Катенька пришла разнаряженная по-простому, в штанах синих да куртке тонкой, того же материалу, с вышивкой на спинке орла белоголового. Сидели рядышком, плечо к плечу, на той же могиле, с которой и началось моё первое путешествие в Оборотный город. Разговор сначала вёлся о том мешке воблы, что мы с Прохором у арки обронили, а потом вокруг ихнего учёного совета. Оттуда плавно перекатился на таинственную организацию по борьбе со злоупотреблениями в этой области и того лысого чина, который всем здесь заправлял. Свести беседу на дела сердечные нам никак не удавалось…
— Короче, я накропала крутую телегу в главное управление. Поступательно, с фактами и подтасовкой, доказала, что этот тип явил преступное легкомыслие, связался с криминальным элементом, привлёк к делу умственно отстало неуравновешенных представителей альтернативной высшей формы жизни и бездарнейше провалил всю операцию по вербовке гражданина Иловайского И. Н.
— Поверили?
— Поверят, куда денутся. Им сейчас важно сохранить хорошую мину при плохой игре и выйти в белом! По сути, я облегчаю им эту задачу, непрозрачно намекнув, кого можно сделать козлом отпущения.
— Лысого жандарма? А как же все остальные?
— Конкретики в студию, плиз! Кого ты имеешь в виду?
— Ведьму Фифи Зайцеву, спятившего доцента Жарковского, бабку Фросю, тех бесов, что я… что мы с дядей грохнули, а ещё вампир румынский и Смерть иллюзорная.
— Плюнь и разотри! — тепло посоветовала мне Катя. — Вампир сбежал, надеюсь, недалеко. Солнце в степи жарит немилосердно. Бесы на фиг никому не упёрлись, грохнул и грохнул, спишут на личную самозащиту. Вот с иллюзией они, конечно, погорячились. Такие вещи без отдельного согласования не делаются, а у тебя там полсела торчало в свидетелях. Не айс!
— Ясно. А доцент?
— Ищут. Он же поехал по полной, текущей крышей вбок, раскрыл в себе новую личность, а то и две. Как разбегутся они в разные стороны, так попробуй его поймай… С ведьмой, кстати, тебе самому разбираться придётся. Она твоя.
— В каком смысле?
— Да уж не в том, в каком глазки заблестели! Ох, Иловайский, узнаю, что у тебя с ней что-то было, — убью и сама в отделение сдамся, типа была в состоянии аффекта!
— Да понял я, понял…
Попытка отвлечь мою грозу сладким пряником не сработала, Катенька выразительно похлопала себя по бокам:
— После девятнадцати — не ем. Пробовала после восемнадцати, но не сдержалась, на третьи сутки сорвала замок с холодильника и в час ночи так облопалась… Но вернёмся к теме. Фифи наши не тронут, она идеальный кандидат для создания пусть паршивого, но хоть какого-то переговорщика с их стороны. Однако! Если, по твоему же выражению, вы с дядей и её грохнете — учёный мир не нацепит траурные ленточки. А с бабой Фросей я сама разберусь…
По тону, каким это было сказано, я как-то сразу понял, что казнить заслуженную кровососку не будут. Видимо, чем-то она всё-таки глянулась Хозяйке Оборотного города. Ну да это дела их, женщин, мне не понять, и не надо. По сути-то, я ведь сам бабу Фросю давно простил, не заверни она мне дорогу, я, быть может, так и прожил бы однообразную военную жизнь, а с любимой кареглазкою и вовсе бы не встретился… Моя попытка нежно приобнять Катеньку за талию опять была пресечена самым вежливым образом:
— Ты не дослушал, любимый, там… тут… ну, в общем, такое дело…
— Какое дело, звёздочка моя ясная?
— Понимаешь, теперь кое-кто наверху, в главном кабинете, думает, что я тебя быстрее уговорю.
— На что? — всё ещё продолжал улыбаться я, хотя в сердце уже кольнула первая ледяная иголочка.
— Илюха, — Катя взяла мои ладони в свои, — иди к нам. Я всё думала, думала, с чего я тебя отговаривала? Может, только из чистого эгоизма? Ведь у нас, в твоём будущем, ты реально получишь всё! Всё, о чём мечтал и о чём даже помыслить не мог, потому что ни образования, ни фантазии не хватало.
— Да не хочу я в лабораторию!
— Ну и… правильно. Не хочешь, не надо! Кто тебя заставляет, я, что ли? Как скажешь, так и будет! В конце концов, кто у нас казак, правда?
Она, наверное, ещё минут пять молола и перемалывала эту чушь, потом резко засобиралась и, быстро чмокнув меня в щёку, словно клюнув, ушла в могилу. В смысле под могилу, по лестнице вниз, оставив меня одного-одинёшенького наедине с невесёлыми мыслями. Вот и всё наше романтическое свиданьице…
Ум категорически отказывался верить в тот факт, что моя возлюбленная пять минут назад предложила мне по доброй воле сунуть башку в петлю. Да ещё недвусмысленно подсказав, что я ей больше не пара, а новое задание. Может, её даже повысят в должности, если я дам себя мирненько уговорить.
Ветерок донёс чьё-то несвежее дыхание. Шлёма, подкрадывающийся ко мне сзади, привычно натолкнулся приплюснутым носом на ствол тульского пистолета, удовлетворённо хрюкнул и махнул рукой: